Жорж Сименон - Погоня [журнальный вариант]
— Нет. Но он уже улегся и скоро должен был заснуть… Когда я вышел на улицу, я еще подумал: уснул он или еще нет? Я пошел по направлению к Сене и постоял на набережной, подождал.
— Подождали? Чего именно?
— Пока Франсуа не заснет как следует. Из его комнаты видны окна мадам Файе.
— Значит, вы решили зайти к ней?
— Это был единственный выход. У меня не осталось ни гроша.
— А брат не мог вам помочь?
Оливье и Андрэ посмотрели друг на друга.
— Он мне уже столько давал… Я чувствовал, что не могу просить у него еще раз.
— Вы, как я понимаю, позвонили внизу, в парадном… В котором часу?
— Чуть позже девяти. Консьержка меня видела. Я и не думал делать это тайком — только вот разве от Франсуа.
— Ваша теща уже лежала?
— Нет. Встретила она меня словами: «А, это ты, негодяй!»
— И после такого начала вы все еще надеялись, что она даст вам денег?
— В этом я был уверен.
— Почему?
— Для нее это был бизнес. Она даст, подумал я, хотя бы из удовольствия наступить мне на горло, если я не смогу вернуть долг. Она дала мне десять тысяч франков, но долговое обязательство заставила подписать на целых двадцать тысяч.
— И когда вы обещали вернуть ей деньги?
— В течение десяти дней.
— Каким образом вы надеялись их раздобыть?
— Не знаю. Как-нибудь. Главное для меня было — чтобы у мальчика на рождество был праздник.
Андрэ Лекёра так и подмывало вмешаться и сказать изумленному инспектору: «Вот, пожалуйста! Он всегда так!»
— Она легко дала вам в долг?
— Да нет. Мы толковали об этом довольно долго.
— Сколько именно?
— С полчаса, должно быть, и все это время она меня честила, говорила, что я никому не нужен и разбил жизнь ее дочери, а потом еще вогнал ее в могилу! Я с ней не спорил. Мне слишком нужны были деньги.
— Вы ей не угрожали?
Оливье покраснел.
— Не то чтобы угрожал… Я сказал, что, если она мне не даст денег, я на себя руки наложу.
— И вы бы сделали это?
— Не думаю. По крайней мере… Нет, не знаю. Мне было тошно, и я очень устал.
— А когда она дала вам деньги?
— Я пошел пешком до ближайшего метро — Лурмель — и поехал к Пале-Рояль. Там я зашел в луврский универмаг. Народу было очень много, у прилавков стояли очереди.
— Во сколько это было?
— Я оттуда ушел уже после одиннадцати. Я не спешил… Поглазел по сторонам. Долго простоял, к примеру, возле игрушечной электрической железной дороги.
Андрэ не мог не улыбнуться инспектору.
— Вы не хватились своих бутербродов?
— Нет. Я все думал о Франсуа и о подарке.
— В кармане у вас были деньги, и вы забыли все свои заботы!
Инспектор не знал Оливье Лекёра с детства, как Андрэ, но сразу же раскусил его характер. Он попал в самую точку? Когда дела обстояли неважно, Оливье ходил, опустив плечи, словно побитый бродячий пес, но стоило тысячефранковой бумажке захрустеть в его кармане, как он начинал чувствовать себя властелином мира.
— Возвращаясь к мадам Файе… вы сказали, что дали ей расписку… Что она с ней сделала?
— Уложила ее в старый бумажник, с которым она не расставалась, пряча его в кармане где-то под юбками.
— Значит, вы знали об этом бумажнике и раньше?
— Знал. О нем все знали.
Инспектор повернулся к Андрэ:
— Его не нашли? — И снова обратился к Оливье: — Вы сделали несколько покупок — все в Лувре?
— Нет. Радиоприемник я купил на Монмартре.
— В каком магазине?
— Я не знаю, как он называется. По соседству с обувным.
— А остальное?
— Чуть подальше.
— В котором часу вы купили все, что хотели?
— Около полуночи. Народ как раз валил из театров и кино и ломился в рестораны. Многие уже были навеселе.
— Что вы делали в остальное время?
— На углу бульвара Итальянцев есть кино, которое открыто всю ночь…
— Вам уже приходилось там бывать и раньше?
Избегая взгляда Андрэ, Оливье застенчиво признался:
— Два или три раза. В конце концов это стоит не дороже, чем выпить чашечку кофе в кафе, а сидеть там можно сколько хочешь. Тепло и все такое… Некоторые постоянно ходят туда спать.
— Когда именно вы решили пойти в этот кинотеатр?
— Как только вышел от мадам Файе.
… Андрэ Лекёра так и подмывало снова вмешаться, чтобы сказать инспектору: «Вот видите, люди, с которыми жизнь обходится сурово, не так уж жалки. Иначе им не выжить. У них свой собственный мир, в темных углах которого они могут укрыться от невзгод и даже найти развлечение».
Это было так похоже на Оливье! С несколькими банкнотами в кармане — одно небо знало, как он собирался выплатить долг, — с несколькими банкнотами в кармане он позабыл все свои горести. Одна мысль сверлила ему голову: у мальчика должно быть настоящее рождество. И когда он этого добился, он разрешил и себе совсем немного радости.
— А когда вы ушли из кинотеатра?
— Часов около шести.
— Какой фильм они там показывали?
— «Пылающие сердца». И хроникальный — про эскимосов.
— Сколько же раз вам пришлось просмотреть эту программу?
— Два раза подряд, кроме журнала, который как раз начинался, когда я оттуда ушел
Андрэ Лекёр знал, что все это будет проверено, хотя бы просто потому, что так полагается. Необходимости, однако, в этом не было. Порывшись в карманах, Оливье вытащил оторванную половинку билета в кино, а затем еще один билет розового цвета.
— Вот, посмотрите. Это билет метро, я купил его, когда возвращался домой.
На билете стояло название станции — «Опера», дата и час поездки.
Оливье говорил правду. Между пятью и половиной седьмого утра он не мог находиться в квартире мадам Файе.
В его глазах зажглось и промелькнуло выражение триумфа с оттенком презрения. Казалось, он говорил им всем, включая и брата Андрэ: «Меня заподозрили в убийстве только потому, что я беден и мне не везет в жизни. Я знаю: это в порядке вещей. И я вас не виню». Но странная вещь: в комнате внезапно стало словно бы холодней. Возможно, потому, что теперь, когда с Оливье Лекёра было снято подозрение, мысли каждого вернулись к мальчику. Словно повинуясь одному импульсу, глаза всех обратились к огромной карте Парижа на стене.
Сегодня, в рождество, улицы были почти безлюдны, еще безлюдней, чем они бывают в августе, когда добрая половина Парижа разъезжается на отдых.
Одиннадцать тридцать. О Франсуа не было никаких вестей уже в течение трех с половиной часов.
— Алло! Да, инспектор Сэлар… Это Жанвье?.. Нигде, говорите, не можете найти эту жестянку? Ладно, послушайте… Это вы обыскивали ее одежду? Ага. Гон ее это сделал… Там в юбках где-то должен быть старый бумажник… Вы уверены, что ничего такого не было? А что консьержка? Она видела, как кто-то поднимался по лестнице после девяти вечера… Я знаю. Жильцы входили и выходили почти всю ночь? Я хочу, чтобы вы снова зашли в дом на улице Васко да Гамы.
Инспектор повернулся к отцу Франсуа, который теперь смиренно сидел на стуле, напоминая запуганного пациента в приемной у врача.
— Вам понятно, почему я интересуюсь этим, не так ли? Бывает, что Франсуа просыпается по ночам?
— Ему случалось вставать во сне.
— А когда вы возвращаетесь по утрам, он спит?
— Не всегда. Но если он уже и проснулся, он притворяется, будто спит, чтобы я, как всегда, мог разбудить его, обняв.
— Жильцы в вашем доме сегодня ночью, возможно, шумели больше, чем обычно. Они могли разбудить мальчика. Если он встал с постели, то вполне мог выглянуть из окна и заметить вас в комнате у мадам Файе. Он ведь не знал, что она его бабушка, верно?
— Да. Она ему не нравилась.
— Он удивился бы, увидев вас с ней?
— Конечно.
— Он знал, что она дает деньги под залог?
— Это все знали.
— А рождество — рабочий день в «Ла Пресс»?
— Там всегда кто-нибудь есть.
Инспектор попросил Андрэ позвонить туда.
— Узнайте, может быть, кто-нибудь приходил туда справляться о вашем брате.
Видно было, что Оливье это не по душе, но когда Андрэ потянулся за телефонной книгой, он сам назвал ему номер. Пока Андрэ дозванивался, они оба — и Оливье и инспектор — молча глядели на него.
— Это очень важно, барышня. Речь может даже идти о жизни человека… Что?.. Три недели назад… Мальчик…
Оливье побледнел. Он опустил глаза и в течение всего разговора сидел, упорно разглядывая свои руки.
— Он не звонил, нет?.. Просто пришел… Когда?.. В четверг, говорите… И что он хотел?.. Спросил, работает ли здесь Оливье Лекёр… Что? Что ему ответили?..
Подняв на секунду глаза, Оливье увидел, как по лицу брата разлилась краска.
— Франсуа приходил к ним в четверг после обеда. Должно быть, он что-то заподозрил… Они ему сказали, что ты уже некоторое время не работаешь у них.
